В день, когда мы хоронили маму, отец пришёл… не один.

В день, когда мы хоронили маму, отец пришёл… не один.

С той самой женщиной, ради которой когда-то нас оставил.

Он держал её за руку. Она была вся в чёрном, в тёмных очках — словно часть скорби, а не её причина.

Никто меня не предупреждал.

Он вышел из машины, галантно открыл ей дверь, и они спокойно пошли к нам — к маминым детям, внукам, братьям.

Шли так, будто ничего не произошло.

Будто я не знала, что именно эта женщина разрушила нашу семью.

Прошло три года с тех пор, как отец ушёл.

Он тогда сказал, что больше не счастлив, что ему нужно «пространство», что дело не в другой женщине.

А через полгода уже жил с ней.

После этого мама сломалась.

Перестала спать, почти не ела, всё меньше разговаривала.

Мы слышали, как она тихо плакала по ночам.

Забывала выключить плиту, терялась в мыслях, становилась всё слабее.

Она угасала — медленно, но неизбежно.

И вот теперь он стоит здесь.

Рядом с той, из-за которой мама исчезала на глазах.

Когда я увидела их вместе, всё внутри застыло.

Я молчала, пока она не подошла к гробу и не положила цветок.

Тогда я не выдержала.

Закричала, что у неё нет права здесь стоять.

Что нельзя притворяться, будто ей больно.

Что нужно просто уйти.

Она молчала. Только смотрела.

А отец взял меня за руку и прошептал:

«Замолчи. Не позорь нас. Это не место и не время».

Но разве не он сделал этот момент таким невыносимым?

Брат пытался меня остановить, тёти плакали, остальные просто смотрели.

Кто-то шептал, что я «перегнула», что «так не ведут себя на похоронах», что нужно быть «достойной».

Но никто не видел, как мама умирала — не от болезни, а от одиночества.

Никто не слышал её тихий плач на рассвете.

Никто не знал, как сильно ей болело.

Женщина ушла.

А отец остался до конца.

За всё время он так и не посмотрел на меня. Не обнял. Не сказал ни слова.

Когда всё закончилось, просто сел в машину и уехал.

Я стояла среди людей — родных, соседей, знакомых — и чувствовала их взгляды.

Кто-то жалел. Кто-то осуждал.

Все шептались.

Прошло десять дней.

А я всё ещё зла.

На него. На неё. На всех, кто молчал. На тех, кто оправдывал.

Не знаю, переборщила ли я, нужно ли просить прощения.

Но одно знаю точно: увидеть эту женщину у гроба мамы — это было всё равно что ударить её сердце ещё раз.

И я не смогла промолчать.

Не в тот день.

Не в тот раз.