Дом напротив

Дом Петра Семёновича стоял на тихой улице, где вечерами пахло дымом и свежим хлебом. Соседние дворы были похожи один на другой: в каждом — яблони, облупившийся забор и стайка ворон на проводах.

Он жил один. Уже восемь лет, как не стало жены, а сын уехал в Петербург, звонит редко, вечно спешит.

Пётр Семёнович привык к одиночеству, но не подружился с ним.

Утром он кипятил чай, садился к окну и смотрел, как загораются огни напротив. В том доме недавно поселилась молодая семья — мужчина, женщина и девочка лет восьми.

Однажды он заметил, что девочка стоит у окна и машет ему рукой.

Он удивился, потом неловко поднял ладонь в ответ.

Так началась их странная дружба через стекло.

Каждое утро она махала ему перед школой, а вечером, когда отец включал свет в их комнате, снова появлялась и улыбалась.

Иногда рисовала сердечко на запотевшем стекле.

Пётр Семёнович не знал её имени, но мысленно называл её Светка — потому что от неё исходил свет.

Шёл декабрь. Снег ложился плотным ковром, и улица тонула в тишине.

Девочка всё так же махала ему — в шапке с помпоном, в варежках на верёвочке.

Однажды он не выдержал и сделал то, что раньше считал смешным — вырезал из дерева маленького медвежонка. Долго шлифовал, покрыл лаком, чтобы блестел, и поставил на подоконник напротив окна.

На следующее утро в окне девочки стоял плюшевый мишка.

Пётр Семёнович улыбнулся: «Поняла».

Так они обменялись первыми подарками, не сказав ни слова.

В январе девочка исчезла.

Три дня — тьма за стеклом. Потом неделя.

Он беспокоился, но не решался пойти. Неловко — мало ли, подумают старик лезет не в своё дело.

На десятый день он всё-таки постучал к соседям напротив.

Открыла женщина, бледная, с усталыми глазами.

— Простите… — начал он, — я живу через дорогу. Думал, вдруг что случилось… Девочка ваша не выходит.

Женщина слабо улыбнулась.

— Заболела. В больнице сейчас. Спасибо, что спросили.

Он кивнул, не зная, что сказать. Потом тихо добавил:

— Передайте ей… старик из окна желает скорей поправляться.

Женщина кивнула, а потом закрыла дверь, и он остался стоять под снегом, чувствуя, как в груди ноет пустота.

В тот вечер он достал старые инструменты.

Руки дрожали, но он всё же принялся строгать.

Так появился деревянный заяц — смешной, с длинными ушами и перекошенной улыбкой.

Он завернул его в бумагу, положил у их ворот, написал на клочке:

«Для девочки из дома напротив. От друга».

Потом тихо ушёл, пока никто не увидел.

Ему было странно радостно и грустно одновременно.

Дни тянулись, как вязкий снег.

Пётр Семёнович жил по-прежнему — чай, радио, прогулка до магазина. Только теперь он заглядывал к дому напротив каждый вечер.

Иногда видел свет, иногда темноту.

Однажды утром он заметил, что забор у них покосился. Наверное, ветер.

Не раздумывая, вечером он взял молоток, гвозди, фонарь и тихо починил доски.

Никто не видел, но он знал, что сделал правильно.

Так началось его тихое добро — без свидетелей, без благодарностей.

Февраль выдался лютым.

Снег скрипел, как старая лестница, а окна домов горели жёлтым, будто маленькие костры.

Однажды к вечеру у его двери появилась коробка.

Внутри — рисунок. На нём — дом, а напротив — ещё один. Между ними — две фигурки, которые машут друг другу.

Внизу аккуратно выведено: «Спасибо. Света».

Пётр Семёнович долго сидел с этим листком в руках. Потом аккуратно поставил рамку и повесил рисунок над столом.

Теперь, когда он пил чай, ему казалось, что в доме стало теплее.

В марте пришла оттепель.

Снег растаял, потекли ручьи. Пётр Семёнович начал выходить чаще — к магазину, на почту, просто пройтись.

И однажды, возвращаясь домой, увидел знакомую фигуру у ворот напротив.

Девочка стояла на крыльце. Худенькая, в платочке, но улыбающаяся.

Когда она заметила его, махнула рукой — той самой, маленькой, как раньше.

Пётр Семёнович почувствовал, как что-то сжалось в груди, и, не удержавшись, тоже поднял руку.

Впервые за долгие месяцы он рассмеялся — по-настоящему, от души.

Позже мать Светы пришла поблагодарить.

— Это вы, да? Забор, продукты, игрушки…

Он смутился.

— Я просто… видел, что тяжело.

— Спасибо вам. Света теперь каждый день вспоминает «друга из окна».

Пётр Семёнович улыбнулся.

— Пусть не забывает.

Весна расправила плечи.

На деревьях набухли почки, птицы вернулись.

Девочка снова махала ему по утрам, а иногда бегала по двору, кормя воробьёв.

Иногда он слышал её смех, доносившийся через улицу, и сердце наполнялось теплом.

Он всё реже чувствовал одиночество. Теперь у него была причина вставать по утрам.

Однажды он снова вырезал фигурку — теперь лошадку. Поставил её на окно.

Через день в окне напротив появилась бумажная птичка.

Так они продолжали свою тихую переписку без слов — старик и девочка, два одиночества, нашедшие друг друга.

Летом на улице пахло яблоками и свежей краской — отец Светы красил забор.

Пётр Семёнович чинил старый велосипед, который давно стоял в сарае. Он решил подарить его девочке, когда подрастёт.

Иногда к нему заходила Света — приносила пирожки, рассказывала, как лечилась, как скучала.

Он слушал, кивал, а потом тихо говорил:

— Главное, что ты теперь здорова.

Она смеялась и отвечала:

— А вы мой друг. Настоящий.

Осенью Пётр Семёнович заболел. Простуда, ничего страшного, но дни стали длинными, силы уходили.

Он лежал у окна, а напротив зажигался свет.

Иногда в сумерках он видел, как в окне напротив мелькает силуэт — девочка стоит и машет рукой.

Он едва поднимал ладонь, но каждый раз — улыбался.

Зимой дом снова окутало молчание. Только ветер гонял снег по улице.

А в доме напротив на подоконнике горела маленькая свеча.

Света поставила её — «чтобы дедушка выздоровел».

Весной, когда первые капли зазвенели с крыш, он снова вышел к окну.

И увидел, как во дворе напротив девочка катается на велосипеде. Его велосипеде.

Она заметила его и замахала рукой.

Он поднял свою в ответ, и на лице появилась улыбка — тихая, добрая, светлая.

Жизнь продолжалась.

Иногда старик помогал по мелочам — починить калитку, принести доски. Иногда просто сидел у окна, слушая, как где-то за стеной смеются.

Одиночество отступило, как тень при солнце.

Он понял: не важно, сколько тебе лет — пока можешь делать добро, ты живёшь.

Через год, когда Свете исполнилось десять, она написала сочинение в школе:

«Самый добрый человек, которого я знаю, живёт в доме напротив. Он не волшебник, но умеет делать чудеса. Потому что добро — это когда любишь, даже не называя своего имени».

Учительница прослезилась, читая.

А Пётр Семёнович в это время пил чай у окна и смотрел, как девочка машет ему рукой.

Мир становился светлее — от одного взгляда, от одного жеста, от одного старика и одной девочки, живущих в домах напротив.