Я вышла замуж за своего соседа которому восемьдесят два года… чтобы его не отправили в дом престарелых

«Я вышла замуж за своего соседа которому восемьдесят два года… чтобы его не отправили в дом престарелых».

— Ты с ума сошла?! — моя сестра чуть не пролила кофе, когда я ей это сказала.

— Во-первых, ему не восемьдесят, а восемьдесят два, — ответила я максимально спокойно. — А во-вторых… дай мне договорить.

Все началось, когда я услышала под его окнами разговор его детей. Они приезжали два раза в год: убедиться, что отец ещё дышит, и снова исчезали. На этот раз прицепились к нему с буклетами пансионатов.

— Папа, тебе уже восемьдесят два. Ты не можешь жить один.

— У меня восемьдесят два года, а не восемьдесят две болезни, — отрезал он своим хрипло-тёплым голосом. — Я сам готовлю, хожу на рынок и даже сериалы смотрю без сна. Всё со мной отлично!

Вечером он постучал ко мне в дверь. С бутылкой вина и видом человека, который готовится к отчаянному, но важному разговору.

— Мне нужна помощь… немного странная.

Пара бокалов — и странная помощь превратилась в предложение руки и сердца.

«Только формально, — объяснял он. — Если я женат, детям будет сложнее сдать меня куда-то… подальше от глаз».

Я смотрела в его синие глаза, где ещё горел задор и характер, и подумала о своих тихих вечерах: пустая квартира, телевизор и одиночество в полной тишине.

А он был единственным, кто каждый день спрашивал, как у меня дела.

— А моя выгода? — уточнила я.

— Половина счетов, воскресный гювеч… и кто-то, кому важно, что ты вернулась домой.

Через три недели мы стояли в загсе.

Я — в платье «нашлось утром».

Он — в старом костюме, пахнущем нафталином и воспоминаниями.

Свидетели — продавщица из киоска и её муж, которые весь процесс едва сдерживали смех.

«Можете поцеловать невесту».

Он чмокнул меня в щёку так громко, будто вскрыл конверт.

Дальше всё пошло удивительно легко:

он вставал в шесть утра, делал свои «легендарные» пять отжиманий,

я пила вчерашний кофе и поздно ложилась после работы.

— Это не кофе, это пытка, — ворчал он.

— А твои упражнения — пародия на спорт, — отвечала я.

По воскресеньям дом наполнялся запахом гювеча и смеха.

Он рассказывал о своей жене, которую любил всю жизнь,

и о детях, которые видели в нём уже не отца, а проблему.

Пока однажды те самые дети не ворвались в наш дом с обвинениями:

— Она пользуется им!

— Я слышу прекрасно! — прокричал он с кухни. — И, кстати, твой кофе хуже!

— Зачем вам этот брак? — спросила его дочь, сверля меня холодным взглядом.

Я посмотрела туда, где он напевал, наливая мне кофе.

— Зачем? Затем, что я не одна. У меня есть с кем ужинать по воскресеньям. Есть кому сказать: «Я дома». Есть рядом человек, который радуется моему смеху. Это преступление?

Дверь захлопнулась так громко, будто поставила в их аргументах точку.

Он принёс две чашки.

— Думают, я свихнулся.

— Они не ошибаются, — улыбнулась я.

— Ты тоже безумная.

— Поэтому мы идеальная пара.

— Твоя кофе всё равно яд.

— А твой спорт — мультфильм.

— Ну, семья же.

Мы чокнулись чашками.

На фоне заката… и самой настоящей «ненастоящей» любви.

Полгода спустя всё так же:

он по-прежнему встаёт слишком рано,

я по-прежнему порчу кофе,

а воскресенья пахнут гювечем и счастьем.

— Ты не жалеешь?

— Ни секунды, — отвечаю я каждый раз.

Пусть кто-то считает наш брак фальшивым.

Для меня это — самое подлинное, что случалось в моей жизни.

Безымянное.